ГЛАВА 20. Божественное провидение или инсайдерская информация? Рассказ, от которого в ваших жилах застынет кровь

Поэт Роберт Сервис давным-давно написал: «Люди, занимающиеся в полночь поиском золота, совершают странные поступки». И добавил: «Полярные тропы хранят истории, которые заставляют застывать в жилах кровь». Если вы достаточно давно занимаетесь инвестиционным бизнесом, вы почти наверняка становились участником некоторых таинственных, почти сверхъестественных событий, потому что фондовый рынок – капризное животное, суровый характер которого подобен морю или Арктике. Он может расточать свою любовь и заключать вас в объятия, но может и обойтись с вами и жестко, и жестоко, и садистски. Создание собственного стиля жизни на фондовом рынке – причудливый, опасный и все же соблазнительный процесс. Это несколько напоминает роль капитана корабля, идущего под парусами. Как капитан китобойного судна из Нантакета, вы блаженно скользите по дружественным океанским волнам и течениям в хорошие времена, когда вокруг плавает множество китов, а паруса надувает теплый и благоприятный ветер. Затем внезапно, без предупреждения, море меняется, и вы становитесь беспомощными, когда иррациональный шторм несет ваш корабль к отдаленному скалистому берегу. Мужчины и женщины, которые живут, уповая на милосердие прихотей моря и погоды, полны суеверий.

Я не думаю, что кто-то верит в историю Джадсона Томаса. Она слишком невероятна и напоминает старые детские сказки о волшебной палочке, о которой каждый мечтает, но никто не думает, что описанное в сказке может действительно произойти в холодном, жестком и злобном Нью-Йорке, на той самой разнесчастной Уолл-стрит, где нет места любви и милосердию, где царят цифры и денежные знаки. Но иногда реальность бывает даже более необычной, чем фантастика.

Когда все это случилось, Джаду было лет пятьдесят. Из них мы были знакомы в течение 20 лет. Мы познакомились примерно за 10 или 12 лет до того, как я представил его Джиму Гантсоудесу, который в то время управлял институциональными продажами в Morgan Stanley Джим принял Джада на работу, и я боюсь, что немалую роль в этом сыграла моя рекомендация. Джад никогда реально не соответствовал требованиям Morgan Stanley, по крайней мере, с точки зрения бизнеса или установления партнерских отношений. Он мог заниматься черновой работой, например организацией деловых обедов или работой с аналитиками, но он не обладал харизмой настоящего продавца. Он усердно делал свои замечания на утренних оперативных совещаниях, но не был способен осилить первичное размещение акций. Он ничем не выделялся из толпы. После нескольких лет работы его уволили. Я всегда чувствовал себя немного виновным в этой истории, поскольку я ввел Гантсоудеса в заблуждение, но еще больше потому, что таким образом я способствовал тому, что Джад потерял веру в свои силы.

Так или иначе, после увольнения из Morgan Stanley Джад некоторое время прохлаждался на пляже, но затем он, наконец, нашел себе место в Hudson&Company– второразрядной исследовательской и торговой фирме, в которой работали несколько аналитиков. Ему платили строго по результатам работы, и я знаю, что ему приходилось серьезно потрудиться над заключением каждой сделки. Мне кажется, что даже в периоды раздувания на рынке фондовых «пузырей» он никогда не получал заработок больше 125 тыс. долл., и он рассказывал мне, что иногда мучался бессонницей, переживая по поводу результатов своей торговли.

Я не сказал бы, что мы были действительно дружны с Джадом, мы никогда не делились подробностями личной жизни или чем-то в этом роде, – но между нами установилась та специфическая близость двух парней, которые занимаются одним и тем же бизнесом и которые на протяжении многих лет вместе убивали время, в нашем случае в ожидании поезда на платформе станции Порт-Честер. Он был, что называется, хорошим парнем, но от наших с ним бесед я никогда не получал оригинальных идей или проницательного понимания. Он знал бесконечно больше о бейсболе, чем о фондовом рынке. Я помню, как он каждое утро брел по своему обыкновению по рябому цементу платформы – крупный, раскормленный мужчина средних лет, слегка взъерошенный и в грязных туфлях. Его лицо обладало благородными чертами, но глаза давным-давно опустели.

По утрам Джад двигался неуверенно, как человек с похмельной головной болью, что было неудивительно, учитывая его страсть к ежедневному употреблению мартини. «Я чувствую себя совершенно измотанным, – говорил он. – Проклятый бизнес». Занятие институциональными продажами предъявляет специфические требования к психике и душевному состоянию. Джад выпивал не менее одного мартини за ланчем, два в ожидании поезда по пути домой и еще как минимум два – дома со своей «старой леди» (так он называл свою жену), чтобы «притупить головную боль».

Мы никогда не говорили с ним о том, что является причиной головной боли, которую он все пытался успокоить, но я почти уверен, что ее причина – постоянное напряжение и переживания, а также недостаток того, что психологи называют удовлетворением от работы. Джад занимался институциональными продажами в течение долгого времени. Работая на Hudson, он обслуживал 30 крупных нью-йоркских и бостонских институциональных счетов и, разговаривая с клиентами, любил вставлять в свою речь умные слова, произнося их так неискреннее, что было очевидно: он не знает, что они на самом деле означают. На его глазах портфельные управляющие приходили и уходили, но поскольку он становился старше, ему казалось, что новые сотрудники становятся все моложе, и как-то раз он поделился со мной тем, что ему все труднее устанавливать контакт с молодежью.

Сейчас институциональными продажами занимаются молодые люди. Улыбка и сияющая обувь не имеют никакого значения. Действительно хороший продавец – друг портфельного управляющего, доверенное лицо и генератор идей.

Пятидесятилетнему мужчине трудно конкурировать с тридцатилетними восходящими звездами из Fidelity или Moore Capital. Трейдеры крупных инвестиционных компаний предпочитают проводить время за выпивкой или игрой в мяч со своими ровесниками. Что же касается серьезных парней из хеджевых фондов, у них вообще не было времени на общение с Джадом. Он знал по именам всех, кто имеет вес в этом бизнесе, – Кингдон, Куперман, Дракенмиллер, – но они лишь презрительно игнорировали его.

В большинстве случаев для Джада было удачей, если ему удавалось поговорить хотя бы с обладавшими приятными голосами секретарями или с кем-нибудь из младших трейдеров. Сами управляющие фондами были недоступны и высокомерны, если их дела шли хорошо, либо занимались нытьем и пребывали в дурном настроении, когда вступали в полосу неудач. Но худшим из них Джад всегда считал Дика Райнландера из Pinnacle Partners. В конце 1990-х годов фонд Pinnacle Partners показывал хорошие результаты, а в 2001 и 2002 годах, придерживаясь в основном «коротких» позиций, фонд обеспечивал 20%-ную доходность и в итоге собрал под своим управлением 4 млрд долл. Однако поговаривали, что заслуга Райнландера в этом успехе не велика, поскольку в те годы «медвежьего» рынка любой, кто имел мужество продавать в «шорт» акции технологических компаний быстро и без разбора, мог выглядеть инвестиционным гуру. Затем погода изменилась, и Pinnacle Partners пришлось бороться из последних сил. Некоторые ехидно сравнивали Райнландера с дрессированной собачкой, которая умеет показывать всего один трюк.

Так или иначе, в большинстве случаев, когда Джад звонил в Pinnacle Partners, его звонок перенаправлялся в голосовую почту. Время от времени, если секретарь помнил о подаренных ему на Рождество конфетах и в том случае, если большой босс пребывал в благостном расположении духа и не находил для себя занятия поинтереснее, Джад получал шанс донести до него свежие рекламные предложения от Hudson. Райнландер в таких случаях реагировал на речь Джада молчанием. Он не говорил абсолютно ничего кроме «спасибо», когда тот заканчивал свое выступление. Большинство портфельных управляющих начинали давать непрошеные советы или хотя бы поддакивали, даже если их совершенно не интересовало предложение Джада. Но не Райнландер. Он вообще не издавал ни звука; это походило на разговор с самим собой в пустой комнате. Покидая его кабинет, Джад чувствовал себя глупо и униженно, но он должен был делать эту работу, поскольку находился в зависимости от Pinnacle Partners.

И, конечно, ему не могло нравиться отношение работающих в фондах энергичных молодых аналитиков, к которым он иногда обращался со своими предложениями о продажах. Они реагировали на него так, как будто заранее знали все, что он собирается им сказать. Они задавали ему тупые вопросы из курса школы бизнеса о фундаментальной оценке компаний, акции которых им предлагались, о свободных денежных потоках и прочих вещах, о которых Джад ничего не знал, и, таким образом, они разрывали его предложение в клочья. Я почти уверен, что после последнего бокала мартини в пятницу вечером перед вопящим телевизором, когда сознание Джада начинало заволакивать белым туманом, он жаловался себе и «старой леди» (если она когда-либо интересовалась его мнением), что управляющие активами и их аналитики выслушивают его предложения не из-за ценности принесенной им информации, а лишь вследствие навязчивого опасения упустить что-нибудь действительно важное.

Они считали его серым неудачником, никогда не знавшим вкуса побед, и он не осуждал их за это. Он почти всегда вставал на рынке не на ту сторону, и его инвестиционные идеи имели странное свойство умирать, едва появившись на свет. Его рекомендации покупать всегда разочаровывали своих последователей, поскольку рекомендуемые им компании немедленно оказывались втянуты в рискованные сделки, им предъявлялись иски антимонопольного комитета, они вдруг показывали плохой доход, либо их топ-менеджер падал замертво от сердечного приступа. Если он советовал продавать акции какой-либо компании, она тут же внезапно выигрывала крупный тендер, или спекулянты начинали раскручивать их цену. Все, что он покупал, падало, все, что он продавал, немедленно поднималось.

Содержание

Далее