Что такое фондовая биржа

Как торговать на бирже

Что такое фондовая биржа

Как стать успешным трейдером

Стратегии биржевой торговли

Лучшие биржевые брокеры

Стратегии биржевой торговли

Лучшие биржевые брокеры

Лучший Форекс-брокер – компания «Альпари». Более 2 млн. клиентов из 150 стран. На рынке – с 1998 года. Выгодные торговые условия, ECN-счета с доступом к межбанковской ликвидности и моментальным исполнением, спреды – от 0 пунктов, кредитное плечо – до 1:1000, положительные отзывы реальных трейдеров.

Дафф Терни. Исповедь волка с Уолл-стрит. История легендарного трейдера

Автор без прикрас описывает мир Уолл-стрит, делится секретами незаконных схем, позволивших ему делать миллионы «из воздуха», и приоткрывает обычаи этого известного на весь мир сообщества. У главного героя буквально «срывает крышу» от огромных денег и вседозволенности. В конечном же итоге, он оказывается в маленькой квартирке в трущобах практически без средств к существованию.

Какой брокер лучше?         Альпари         Just2Trade         R Trader         Intrade.bar        Сделайте свой выбор!
Какой брокер лучше?   Just2Trade   Альпари   R Trader

Глава 17

К октябрю 2002 года рынок понемногу начал восстанавливаться после событий 11 сентября и летних минимальных уровней, которые последовали за этим. И хотя мы не собирались выходить из игры, «Аргус» пришлось приложить немало усилий за этот год, чтобы просто остаться на плаву. Только сейчас, оглядываясь назад, можно понять, насколько переломным для Уолл-стрит был 2002 год; прежде всего в своей неэффективности. Именно в этот год Деннис Козловски из «Тайко», Эндрю Фастов из «Энрон» и Сэм Уоксел из «АймКлоун» образовали своеобразный монумент жадности и бесчестных сделок на горе Рашмор. И тогда же генеральный прокурор штата Нью-Йорк опрометчиво поверил, что рейтинг, составленный биржевым аналитиком, действительно отражает его мнение. Безусловно, это было до того, как вышеназванный прокурор стал «клиентом 9» в носках. Но сейчас этот год мне кажется не столько скандальным, сколько бросившим много вызовов. Бурные колебания конъюнктуры на рынке до событий 11 сентября уже в далеком прошлом. Теперь каждый день – борьба с неистощимой силой.

К настоящему моменту я занимаю позицию главного трейдера в «Аргус Партнерс» уже полтора года. И хотя мое спонтанное заявление перед студентами-интернами «Голдман» в ресторане «Челси», возможно, было сделано нарочито «не для Лиги Плюща», они узнали из него больше правды, чем от всех своих знаменитых преподавателей. В какой-то степени работа трейдером помогла мне лучше понять Гэри Розенбаха. Может, из-за давления, а может, из-за серьезных сумм, с которыми мы имеем дело, но трейдеры и правда иногда творят какую-то херню, особенно когда это касается тех, кто хочет с нами работать. Я пообещал себе, что никогда не буду пользоваться своим положением для подлых трюков в духе Гэри. И все равно для смеха я иногда использую свою должность в «Аргус», чтобы заставить людей немного поплясать под мою дудку.

Так, однажды мне звонит Брэд, мой трейдер по продажам из «Братьев Леман». Есть больше десятка таких же парней, которые готовы пойти на что угодно ради получения комиссий. Я много раз проводил вечера с Брэдом за ужином где-нибудь в ресторане или в клубе. Мне он нравится. Он на пару лет младше меня и занимает начальную позицию в отделе торговых операций в «Братьях Леман». На самом деле, в какой-то степени я узнаю в нем прежнего себя: он слишком старается, и люди любят над ним подшучивать. Он учился в Университете Сиракуз и родом из Джерси. А еще он еврей, что также необычно для операционного зала в «Леман». Босс однажды заставил его петь детскую песню о Хануке за то, что тот сделал какую-то ошибку. А сейчас, по телефону, он умоляет дать ему заказ. Но прежде, чем перейти к делам, он вспоминает недавнюю ночь.

«Ты как Джоан Риверз на Уолл-стрит, – говорит он. – Ты всех знаешь».

Я делаю вид, что оскорблен, хотя на самом деле нет. Мне нравится, что люди знают меня. Я кладу трубку. Он снова перезванивает. «Думаю, нас разъединили», – говорит он. Вот и нет. Снова звонок. И так происходит три раза подряд. На четвертый раз наконец я позволяю ему говорить. «Ты и правда рассердился на меня за те слова?» – спрашивает он.

«Ага», – я отвечаю.

«Ну, Терни... пожалуйста. Позволь мне торговать с тобой».

«Возможно, позволю, – говорю я. – Но сначала тебе нужно вернуть мое расположение».

«Все что хочешь», – говорит он.

«Хорошо, я хочу, чтобы ты залез на свой стол и спел песенку о молочном коктейле».

«Да ладно тебе», – умоляет он.

«Ты слышал, что я сказал, давай залезай на стол и положи рядом телефонную трубку, чтобы я мог слышать». Сначала до меня доносятся шуршание бумаг и скрип его обуви. А потом я слышу, как он исполняет рэп-хит – абсолютно бездарно, но с явным удовольствием: Мой молочный коктейль притягивает всех мальчишек во двор ко мне... Могу себе представить, как он стоит на столе, и всегда полный людей операционный зал в «Леман» застывает, чтобы посмотреть на него и покидаться скомканной бумагой. Я зову Мелинду и говорю ей поднять трубку телефона линии «Леман». Мы оба ржем. Когда Брэд снова берет трубку, я даю ему купить 69 тысяч акций ВВН для меня.

Я не за одну ночь превратился в такого вредного главного трейдера. Как и в случае моих остальных позиций на Уолл-стрит, первые полтора года были для меня временем обучения. Сначала я думал, что легко перейду в «Аргус» на эту должность. Я просто хотел продолжать наращивать тот значительный пласт знаний, который я получил в «Галеон». Если не говорить о каких-то плохих моментах, корабль Раджа управлялся одними из наиболее талантливых людей на Уолл-стрит: Дейвом и Гэри. Я узнал от них, что в немалой степени быть успешным трейдером – значит появляться на работе каждый день, впахивать, минимизировать количество ошибок и обеспечивать поток информации – входящий и исходящий. Но в «Аргус» я узнал, что существуют и другие ошибки. И я также понял, что ошибаться – лучший путь учиться.

Однажды я услышал, как Кришен сказал потенциальному инвестору во время разговора в конференц-зале, что я торгую, как кот. Я никогда не слышал, чтобы он открыто делал комплимент моим навыкам торговли, да я и никогда не считал их кошачьими. Да я, если честно, и не уверен, что то, что я умею делать, – это вообще навык. На гораздо более позднем этапе жизни у меня диагностировали слабо выраженную депрессию под названием дистимия, которой я страдал, очевидно, уже долгое время. Но в течение своих трейдерских лет я думал, что у меня есть способность сохранять уравновешенность. Как говорится в старой поговорке Уолл-стрит, не становись слишком эмоциональным. «Не женись на пакете акций», если точнее. А у меня такой проблемы никогда и не было. Я никогда не злюсь, когда цена акции идет против меня, но я и не слишком радуюсь, когда она идет вверх. Люди вокруг меня думают, что это хладнокровная отстраненность, но она в действительности дается мне без усилий. И это позволяет мне сохранять ясность мысли, которой нет у многих других трейдеров.

Часто, когда цена акций идет против Анджели, нашего старшего аналитика по биотехнологиям, она вылетает из своего кабинета с горячим намерением все продавать. Однажды, когда я разговаривал по телефону, она спросила: «Что происходит с «Биогеном»? Я положил трубку, чтобы понять, чего она хочет. Акции активно распродавались уже на протяжении пары дней без всяких новостей. «Изменились ли фундаментальные причины, по которым мы купили этот пакет акций?» – спросил я. «Нет, – нервно ответила она. – Но мы должны продать эту позицию, потому что она продолжает снижаться». Как только она ушла, я купил еще больше акций «Биогена». Момент, когда она начинает переживать, – сигнал покупать для меня. Именно тогда акции поднимаются после падения.

Может, Кришен и прав. Мне и правда нравится сидеть и присматриваться к происходящему вокруг меня, прежде чем вступить в атаку. Некоторые мои лучшие сделки я осуществил в результате наблюдения за другими. Возьмем, например, Нейта. Его больше всех ценят в офисе. А какова причина-то? Он почти всегда ошибается. Что он мне ни говорит, я всегда действую наоборот. А еще есть Вивек, парень с продающей стороны, которого мы наняли. Очень умный индус, но, как мне кажется, ему недостает смелости. Он – замечательный аналитик, но привык делать слишком маленькие ставки. Когда он говорит, что нужно купить 25 тысяч акций «Медтроникс», я покупаю 50 тысяч. Я знаю, что обычно он прав, просто не понимает, насколько агрессивно нужно себя вести, когда цена акций растет.

Я читаю язык тела тех, кто работает со мной, и забрасываю широкие сети, собирая информацию с нашего портфельного менеджера, наших аналитиков на более низкой позиции Карин и Зенди, со своих коллег-трейдеров и даже с парня с малюсеньким накопительным пенсионным счетом, который приносит мне бекон, яйца и сыр по утрам. Если у него плохое предчувствие относительно его инвестиции, я не игнорирую это. Я обычно занимаю противоположную позицию по его сделке. Это все – информация, и она объясняет, как я работаю.

Думаю, частично такой необычный способ торговли родился из-за нехватки других навыков, на которые я мог бы положиться, по крайней мере навыков в традиционном понимании Уолл-стрит. Читая исследования, я засыпаю, меня не вдохновляют новости рынка, и я не очень люблю технический анализ. Я доверяю своим инстинктам. И пока что они меня не подводили. Мяу.

Также я привнес в «Аргус» опыт в другом аспекте своей работы, оставшийся со времен «Галеон». По традиции, в октябре хедж-фонды разрабатывают бюджет, определяющий размер комиссий, который будет выплачен каждому брокеру в предстоящем году. И, хотя комиссии выплачиваются после каждой индивидуальной сделки, эти целевые показатели дают мне цифры, которым нужно следовать. Как много получит каждая брокерская фирма – решение, которое обычно ложится на плечи главных трейдеров и команду исследователей, а главное слово, конечно, за портфельным менеджером. В «Галеон» я таких решений не принимал. Но именно я редактировал тот документ, в котором отслеживались выплаты всех комиссий. Именно в мои обязанности входило сообщать Гэри или Дэвиду, что мы недовыполняем или перевыполняем заложенный на комиссии бюджет. И именно тогда я начал постигать искусство «выжимать из людей максимум», как это называют в офисе. Я понял, что вне зависимости от того, платишь ты миллион или полмиллиона огромным фирмам типа «Голдман Сакс», ты получаешь один и тот же уровень услуг и ресурсов. А вот если ты платишь два миллиона, уровень уже повышается, но мы не собираемся этого делать. Поэтому ответ: платить «Голдман» полмиллиона долларов. Это целое искусство: заплатить настолько мало, насколько можешь, и получить настолько много, насколько сможешь.

А теперь это моя обязанность – оценивать наших трейдеров по продажам. Вот уже второй год подряд в октябре я выполняю эту задачу для «Аргус». Как только я составляю лист, я передаю его Кришену и целой команде исследователей. В целом я стараюсь быть максимально честным и объективным, но я совру, если скажу, что в то же время не пытаюсь защитить своих друзей и тех ребят, которые развлекают меня. Мне нужно показать, что Ренди и Джеймс зарабатывают для нас деньги. В противном случае Кришен задастся вопросом, почему мы платим их фирмам комиссии по ставке, выше обычной.

Я говорю Кришену, что Ренди снабжает меня отличной информацией. Иногда я пользуюсь идеями других людей и приписываю заслугу Ренди. Что касается Джеймса, то я объясняю Кришену, что его фирма теряет много денег, когда мы просим капитал, но на самом деле это не так. Иногда, когда я пытаюсь провернуть сделку, чтобы она появилась на ленте информации, я просто прошу другого брокера «прикрыть меня», то есть выступить другой стороной в моей сделке, и тем самым взять на себя риск. Если акции растут, как я и предполагаю, другой брокер будет терять деньги до тех пор, пока не продаст свои «короткие» позиции. А если цена акций остается на одном и том же уровне или падает, то он сможет «покрыть» свои «короткие» позиции, тем самым выйдя в ноль или заработав немного денег. Но правда в том, что обычно я прав. Преимущество казино блекнет по сравнению с моим. Если честно, у брокера нет ни единого шанса. Но ему плевать, потому что это та цена, которую он платит за жирный кусок моего комиссионного бюджета. Даже если он потеряет пару сотен тысяч долларов за год на таких вот операциях, а я плачу ему миллион в качестве комиссии за тот же период, он в выигрыше на восемьсот тысяч долларов. Комиссии Гаса куда скромнее. Они на том уровне, на который Кришен даже не обращает внимания. Их легко спрятать.

В общем, мы платим фирмам на Уолл-стрит в этом году где-то 30-35 миллионов долларов. Из них фирме Ренди достанется семизначная сумма. Это серьезный прорыв для его компании, потому что она работает только в одном секторе. И это выставляет Ренди в очень выгодном свете перед руководством. Джеймс получит около трехсот тысяч. Гас – сто тысяч. Но его фирма платит ему сорок процентов от комиссий, которые получает благодаря ему. Поэтому сорок кусков пойдут напрямую ему в карман. Совсем неплохо, если ты не предоставляешь исследования и не вкладываешь капитал.

Это забавное время года. Есть целая прорва ртов, которые мне надо накормить, но и целая кладовка, чтобы сделать это. Может быть, лучшее в бюджетировании комиссий – то, что получатель не узнает, сколько он получит, до того момента, как мы непосредственно не заплатим – данные о бюджете никогда не сообщаются брокерам. Но я цифры знаю, и вот что важно. Я чувствую себя и властным, и щедрым одновременно. Уолл-стрит – это всего лишь кучка мальчиков и девочек, которые ждут рождественского утра. А я – секретный Санта, у которого все подарки. А самое лучшее в этом всем, что большие комиссии приводят к значительным затратам на развлечения для меня. И в «Аргус» нет на это никаких ограничений. Теперь я сам устанавливаю свои правила.
Содержание Далее

Что такое фондовая биржа