Что такое фондовая биржа

Как торговать на бирже

Что такое фондовая биржа

Как стать успешным трейдером

Стратегии биржевой торговли

Лучшие биржевые брокеры

Стратегии биржевой торговли

Лучшие биржевые брокеры

Лучший Форекс-брокер – компания «Альпари». Более 2 млн. клиентов из 150 стран. На рынке – с 1998 года. Выгодные торговые условия, ECN-счета с доступом к межбанковской ликвидности и моментальным исполнением, спреды – от 0 пунктов, кредитное плечо – до 1:1000, положительные отзывы реальных трейдеров.

Дафф Терни. Исповедь волка с Уолл-стрит. История легендарного трейдера

Автор без прикрас описывает мир Уолл-стрит, делится секретами незаконных схем, позволивших ему делать миллионы «из воздуха», и приоткрывает обычаи этого известного на весь мир сообщества. У главного героя буквально «срывает крышу» от огромных денег и вседозволенности. В конечном же итоге, он оказывается в маленькой квартирке в трущобах практически без средств к существованию.

Какой брокер лучше?         Альпари         Just2Trade         R Trader         Intrade.bar        Сделайте свой выбор!
Какой брокер лучше?   Just2Trade   Альпари   R Trader

Глава 32

Октябрь 2005 года – октябрь 2006 года

Всю ночь я не спал из-за Лолы. «Я сегодня не смогу прийти на работу», – говорю я Кришену.

Кажется, все меняется, причем сразу. Бизнес уже не тот. На первый план вышли сенсационные заголовки газет. Думаю, бесчестные руководители американских корпораций – все эти Скиллинги, Лэи и Козловски – испортили бизнес просто всем. Годы мошенничества вылились в покрывание друг друга, расследования и признания: «Ворлдком», «Тайко», «Дельфи» и «Энрон», и список только растет. Даже «Фиделити» вдруг оказалась в центре трейдингового скандала. На Уолл-стрит такое настроение, как будто объявлено чрезвычайное положение. Все хедж-фонды испытывают давление; от них требуют зарегистрироваться в КЦББ. И это настоящая заноза в заднице. Теперь расходные счета брокеров строго контролируются, и им приходится быть очень избирательными в расходах на наши развлечения. То, что еще позволено, и так достаточно щедро – Лас-Вегас, комнаты VIP, лимузины, но теперь нужно проявлять куда больше изобретательности. И все равно размер моих доходов и бонуса стабильно снижается, но это следствие нашей не очень успешной работы. «Аргус» в этом году потерял немало активов, поэтому я пока не знаю точно, сколько получу.

В конце октября Кришен просит меня зайти в кабинет к финансовому директору. «Мне нужно, чтобы ты подписал это», – говорит он. «Аргус» получил запрос от КЦББ по определенному пакету акций, который мы приобрели, и это была моя сделка. Цена на акции понизилась за несколько часов до того, как я приобрел пакет. Когда я подписываю документ, на душе как-то беспокойно, так чувствуешь себя, когда понимаешь, что кто-то за тобой следит.

Эта мысль меня мучает. Как только я возвращаюсь за свой рабочий стол, звонит телефон. Это парень из «медицинской мафии». Он рассказывает мне о тренде, который набирает силу в сфере аппаратов-дженериков, и буквально умоляет меня купить несколько пакетов акций. Я покупаю по небольшому пакету и наблюдаю, что с ними произойдет, но они продолжают падать. Потом я покупаю еще по 25 тысяч акций трех разных компаний, и они все равно продолжают падать. Я решаю, что стоит позвонить приятелю из «Морган Стенли» и спросить, что происходит. Когда он говорит мне, кто продавец, моя рука крепко сжимает трубку. Это тот самый парень из «медицинской мафии», который умолял меня купить акции, – такой убогий и равнодушный трюк можно было бы ожидать разве что от постороннего человека. Интересно, он и правда думал, что ему это просто сойдет с рук? Он очень ошибался, потому что для меня он умер. Я сбрасываю его со счетов. Связи, некогда объединявшие «мафию», изрядно поизносились и теперь окончательно разрываются. КЦББ дышит в затылок, атмосфера недоверия парит в воздухе – все это настроило нас друг против друга. Я не могу никому доверять больше, и я не могу удержать «мафию» вместе.

Спустя несколько недель я прихожу в офис через час после начала рабочего дня, не поспав ночью вообще. Рич и Мелинда смотрят на меня, как на привидение. «Я думал, ты взял себе выходной, потому что приехали твои родители», – говорит Рич. Я не помню, что отпрашивался, да и родители приедут только завтра. Они приезжают в Нью-Йорк нечасто, потому что боятся. Они не хотят выходить из квартиры, боясь, что потеряются или что их ограбят. В последний раз, когда они ко мне приезжали, вернулись белые от страха после обычной дневной экскурсии в Чайна-таун. Я пожимаю плечами в ответ на комментарий от Рича, разворачиваюсь и иду домой.

В декабре я провожу встречу с Кришеном для оценки моей работы за год. Он через силу улыбается, когда я вхожу. Без всяких предисловий говорит, что в этом году я получу 500 тысяч долларов бонуса. Причины – плохая работа и уменьшение количества активов под управлением. Уже второй год подряд размер моего бонуса неуклонно падает. Более того, Кришен говорит мне, что структура выплат отныне изменится. В фирме больше никто не будет получать гарантированные проценты. Вместо этого мы впятером – я, Рич и три старших аналитика – станем бороться за 25 процентов от бонусного фонда. Он думает, что дух соревновательности будет стимулировать нас лучше работать. А я думаю, что это приведет к битве на ножах. Нам нужно ударить в спину ближнего, чтобы получить дополнительные сто кусков? Вот дерьмо. Я встаю и пожимаю ему руку. «Спасибо», – говорю я.

В первый теплый вечер февраля я, Джен и Лола в коляске идем ужинать. Мы идем в полной тишине, нам не очень комфортно. Последнее время мы ругаемся. Мы проходим пару кварталов, и Джен начинает плакать. Я спрашиваю ее, что не так. Она рассказывает, как тяжело ей свыкнуться с этой новой ролью домохозяйки, насколько трудно ей дается каждый день. «Твоя-то жизнь наладилась», – говорит она. А я про себя думаю, что сложно придумать что-то более лживое. Но вслух ничего не говорю. Я пытаюсь ее приобнять, но она отстраняется. Именно тогда я замечаю, что мужчина с серьезным лицом пялится на меня. Это высокий человек с квадратной челюстью; у него подтянутое и рельефное тело; светлые волосы, а на голове – бейсболка «Балтимор Ориолс». Она ему не идет. Этот тип похож на политика, который надел бейсболку с названием местной команды, чтобы выглядеть как самый обычный парень. Я видел, что он идет за нами, еще несколько кварталов назад. Но ведь он не может за нами наблюдать, так ведь? Незнакомец смотрит в упор на меня несколько мгновений, а потом отводит взгляд. Я начинаю быстрее везти коляску. Джен едва поспевает за мной.

Спустя несколько дней я звоню на работу и снова отпрашиваюсь, поскольку якобы заболел. «Отравление – это очень неприятно», – говорит Мелинда, когда на следующий день я появляюсь в офисе. Мое лицо все еще бледно. У меня трясутся руки, пока я кладу телефон и ключи на рабочий стол, а затем включаю компьютер. Когда приходит Кришен, он интересуется, как я себя чувствую, но в его голосе я чувствую фальшь. Часы проходят очень медленно и мучительно. Уходя с работы, я снова замечаю того блондина. В этот раз он не надел бейсболку. И теперь я сам уставился на него. Буквально на секунду я заметил, что он узнал меня. Я уверен, что он наблюдает за мной. Он медленно поворачивается и уходит. Чтобы забыть о нем, мне потребовалось несколько недель. Хотя я наблюдаю за всем очень внимательно, его я больше не вижу. Возможно, я отпугнул его. Или он понял, что теперь я знаю о слежке.

Как-то раз в конце апреля, когда я прихожу в офис, Рич и Кришен уже сидят в конференц-комнате. Кришен настоятельно советует мне обратиться к врачу. Он думает, что со мной явно что-то не так. «В этом году ты слишком часто болел», – говорит он. Сначала я пытаюсь возразить, что водил Лолу к доктору и вчера предупреждал об этом Мелинду. «Я знаю, – говорит он. – Но у тебя постоянно проблемы со здоровьем, поэтому, думаю, тебе стоит показаться врачу».

Да, я и правда пропустил несколько дней, но он не понимает, насколько тяжелая у меня сложилась ситуация дома. Мне нужно отделаться от Кришена. Я говорю ему, что пойду к врачу на следующей неделе. Но мои проблемы со здоровьем не единственная тема для обсуждения на нашей встрече. Он хочет обсудить наш проп-трейдинг. «Я предпочитаю, чтобы вы торговали акциями только тех компаний, с которыми мы никак не связаны, – говорит он. – Некоторые аналитики считают, что ты используешь их лучшие идеи для своего собственного торгового счета».

Да что за херню он несет? Это то, чем я и занимаюсь. Я зарабатываю для нас больше денег, потому что аналитики не знают, как торговать. Невозможно будет заниматься акциями только тех компаний, с которыми мы никак не связаны.

«Они думают, что единственная причина, по которой твой торговый счет был успешнее, чем другие фонды, – то, что ты выбираешь только победителей».

На момент, когда я их выбираю, они еще не победители. Это и есть навык. Что за хрень?

Мне хочется закричать. Кришен встает, думаю, хочет показать, что разговор окончен. Он уже направляется к выходу, когда я окликаю его.

«У меня только один вопрос, – говорю я. – А как насчет того, чтобы аналитики сами выбирали для себя, чем торговать, может, они тогда будут предлагать нам только свои лучшие идеи?» Лицо Кришена краснеет. Он возвращается в комнату и ударяет кулаком по столу.

«Давай ты будешь делать свою работу, а я – свою, хорошо?» – кричит он. Я работаю в «Аргус» уже почти пять лет, и большую часть времени был «золотым мальчиком». Я все делал исключительно правильно. В то время как Кришен выходит из комнаты, я понимаю, что я лишился этого почетного звания.

И ситуация только ухудшается. В июне, в период, когда заканчивается срок действия опционов, я забываю проверить все наши позиции в конце дня, а я обязан это делать вечером каждой третьей пятницы месяца. Каждый месяц опционы превращаются в долю в акционерном капитале или обесцениваются. Когда я вспомнил об этом в субботу, я подумал, что ничего не случится, если сделаю все в понедельник. Но в воскресную ночь я получил эсэмэску от друга о том, что одна компания купила другую по невероятно высокой цене. Это разводняющая сделка. Аналитики с Уолл-стрит думают, что первая компания переплатила, чтобы приобрести вторую. А это плохо для стоимости акций. Поскольку в пятницу я не сделал того, что должен был сделать, у нас есть 100 тысяч акций компании, которая поглощает другую. Когда акции поступают в продажу в понедельник утром, они уже стоят на десять долларов меньше. Я теряю миллион долларов.

Три дня после своего грандиозного провала я не могу работать. Я выгляжу так, как будто ревел всю ночь. Я даже не останавливаюсь у нашего отдела. Захожу напрямую в кабинет Кришена. Я знаю, что по моим припухшим глазам, заплывшему лицу и трясущимся рукам он все сам поймет. «Прошлой ночью у Джен случился выкидыш», – говорю я. Кришен просто говорит: «Окей». Он знает, что сегодня я работать не буду. Я разворачиваюсь и ухожу. Я не говорю никому ни слова, пока иду к выходу.

Потом я начинаю терять деньги, торгуя на своем собственном счету. На следующей неделе у меня в квартире прорвало трубу, мне нужно взять отгул. Еще через неделю у меня случился конъюнктивит, и мне снова нужно отпрашиваться с работы. Мне тотально не везет. Я прекращаю заниматься проп-трейдингом. Заработать деньги так невозможно. Кришен хочет, чтобы я облажался. Какая еще причина может быть, чтобы ограничивать список компаний, акциями которых я могу торговать? Вот мне звонит Джесси и говорит, что рэпер, которого мы продюсируем, осужден за совершение тяжкого преступления и поэтому проведет ближайшие пять лет в тюрьме, а наша лошадь больше не будет участвовать в скачках. Слишком часто она приходила к финишу последней. «Фэтбургер» в Джерси-Сити едва покрывает собственные расходы, и планы по открытию второго кафе в Борготе в Атлантик-Сити могут потребовать еще больше вложений. То есть денег, которых у меня нет. Может ли ситуация ухудшиться еще больше? Дома Джен почти не разговаривает со мной. А когда она и говорит, то все чаще это просто обвинения: «Ты постоянно возвращаешься пьяным со своих бизнес-ужинов». Единственная светлая часть моей жизни – дочь. Она произносит свое первое слово, когда тянется ко мне ручками, лежа в кроватке: «Вверх». Она ползает по всей квартире. Когда я смотрю на нее, я чувствую умиротворение. Ее волосики потихоньку растут, у нее ярко-синие глазки размером с большую монету, а щечки – цвета лепестков розы. Как-то вечером мы с Джен решаем взять напрокат фильм «Переступить черту, история Джонни Кэша». Лола еще не заснула, поэтому мы кладем ее между нами, усаживаясь на диване. Мы оба устали и уже собрались выключить фильм, чтобы досмотреть его завтра, когда Хоакин Феникс начинает петь главную песню саундтрека. Тут Лола садится прямо и начинает крутить плечиками. Она делает движения, как в шимми. Это воспоминание даже сегодня вызывает у меня улыбку.

В июле я решаю съездить с Джен в Грецию. Мы настолько отдалились друг от друга в последние месяцы, что, надеюсь, это сможет нас снова сблизить. Мама Джен соглашается взять Лолу к себе на это время. Когда я говорю Кришену, что собираюсь взять отпуск, он отвечает, что это недопустимо. Он объясняет, что трейдер не должен отдыхать в сезон отчетности, период длиной в квартал, когда многие компании на Уолл-стрит выпускают отчеты о доходах. Я возражаю ему, что отменить поездку не получится. Я уже купил билеты. Я должен ехать ради себя и ради Джен.

На Санторини мы остановились в лучшем отеле под названием «Катикис». Номера расположены на склоне горы. Чувствуешь себя как в пещере. Отсюда открывается эффектный вид на полузатопленный вулкан, окруженный бирюзовой морской водой. Однажды вечером, прогуливаясь по тихому городку, мы натыкаемся на ювелирную лавку. Там Джен замечает красивое кольцо с драгоценным топазом ярко-голубого цвета. На следующий вечер, пока она моется в душе, я бегу в город. В ресторане гостиницы у нас забронирован ужин. Перед тем как отправиться туда, мы выпиваем по бокалу вина на нашей террасе, с которой открывается вид на море. Я встаю на одно колено и делаю ей предложение. Она говорит «да», и мы оба плачем.

Когда лето подходит к концу, Лола идет на свои первые занятия – «Птички-билингвы»: музыкальные занятия для мам и их деток на английском и испанском языках. Я начинаю планировать ее первый день рождения. Решаю снять круизную яхту на 150 человек, которая обогнет Манхэттен несколько раз за вечер. Мы закажем воскресный бранч и наймем музыкальный коллектив. Спустя несколько дней звонков, заботы обо всем и развоза депозитов вечеринка почти полностью запланирована. После ужина я говорю Джен, что увижусь с парой ребят и буду дома позже. Но я возвращаюсь только в шесть утра, и у меня остается время только для того, чтобы принять душ и переодеться перед работой.

Ситуация становится намного хуже. Спустя час я стою на углу Бликер и Лафайет. Время около семи утра. Рич отвечает на мой звонок. «Мой университетский друг попытался покончить с собой вчера ночью», – говорю я, хлюпая носом.

«Эм, очень сожалею. С тобой все в порядке?» – спрашивает Рич.

«Мне нужно полететь в Огайо. Можешь передать Кришену, что я буду в офисе в понедельник». Положив трубку, я снова вижу того самого блондина. По крайней мере, мне так показалось. Я не уверен. Я видел его буквально пару секунд перед тем, как он исчез за углом. Вместо того чтобы вернуться домой, я иду в южном направлении. Джен и Лола все еще спят. Мне нужно побыть одному. Когда после обеда я возвращаюсь домой, я рассказываю Джен о своем друге из Огайо. Она спрашивает, все ли со мной в порядке. Она волнуется за меня. Предлагает мне туда полететь, но я отвечаю, что разговаривал с ним и что все в порядке. Мне просто нужно отдохнуть.

Спустя пять дней после вечеринки в честь дня рождения Лолы я заползаю в офис весь мокрый. У меня течет кровь, мои костюмные брюки порваны. На часах почти семь утра. Охранник удивленно смотрит на меня. Я отворачиваюсь и подношу свой пропуск к сенсору. Моя правая нога волочится чуть сзади, пока я направляюсь в лифтовой холл. Мне нужно опираться на стену, чтобы не упасть. Я неровно дышу. Мне тяжело стоять. Я захожу в лифт, слава Богу, один.

Я не знаю, сколько еще я смогу пройти. При каждом шаге моя правая нога разрывается от боли. Я останавливаюсь у каждого стола в офисе, чтобы сделать передышку и немного восстановить дыхание. Потом прислоняю голову к стеклянной стене, чтобы увидеть, на месте ли Мелинда и Рич. Они смотрят на меня, а потом друг на друга. И их взгляды не похожи на обычные в духе «Терни опять налажал в пятницу». Они напуганы. Я пытаюсь выдавить из себя какие-то слова, но не могу. Наконец я говорю, что меня ограбили. Рич и Мелинда продолжают смотреть то на меня, то друг на друга. «Мне нужно в больницу, моя нога...» Я разворачиваюсь и потихоньку тащусь из офиса.

Рич встает со своего места и бежит за мной. «Если тебе что-то потребуется, просто позвони нам, – говорит он. – Ты уверен, что все в порядке?»

Я ловлю такси. Сажусь в машину и называю водителю адрес: «Ривингтон-стрит, дом сто семь». Я отправляю эсэмэску Джен, что по дороге на работу упал в лужу. Потом отправляю еще одну эсэмэску о том, что поеду в больницу проверить колено и позже позвоню ей. Я знаю, что она еще не проснулась. Я трясусь на заднем сиденье. Опускаю стекло. Поднимаю стекло. Делаю несколько глубоких выдохов через рот. Поворачиваюсь, чтобы посмотреть, не следит ли кто-то за моим такси. Смотрю на свое колено, оно все еще кровоточит. Ладони тоже ободраны. Под кожей у меня мельчайшие частицы гальки. Я срываю влажную рубашку с плеч.

В лобби отеля «Ривингтон» темно. Я протягиваю водительские права и кредитку, говоря, что мне нужно снять комнату. На меня смотрят с подозрением, но ничего не отвечают. Кажется, в этот раз они слишком долго возятся. Почему администратор ушла в заднюю комнату? Может, мне лучше просто уйти, но ведь у них мои права и кредитка. Я жду. Что-то явно не так. Почему так долго? «Вот ваш ключ, – говорит администратор, протягивая наконец мне документы и ключ от номера. – Поднимитесь на лифте на четырнадцатый этаж и, выйдя из лифта, поверните направо». Я хватаю все это и тороплюсь к лифту.

Как только я захожу в комнату, я быстро снимаю рубашку и брюки и бросаю их на стул. Я нахожу пульт от телевизора и заказываю порнуху. Кровать вся белая. Я боюсь запачкать ее кровью. Вытаскиваю все из своих карманов и кладу на ночной столик: мои ключи, деньги, кредитки, телефон и семь граммов кокаина. Высыпаю один пакетик кокса на ночной столик. Я хочу заплакать, но не могу.

Прошлая ночь началась так безобидно. После работы я пошел выпить несколько коктейлей. Я позвонил дилеру около десяти вечера. К полуночи я был дома. Джен и Лола уже спали. Я собирался сделать еще пару затяжек перед тем, как идти спать. Но потом я не смог остановиться. Я теперь вообще не умею останавливаться. У меня больше нет кнопки выключения. Я без конца ходил между диваном и ванной комнатой. Я осознал, что не спал уже трое суток. Это все началось в среду. Блин. Что скажет Джен, когда увидит мое сообщение? Я смотрю на свое колено, которое все еще саднит. Не могу поверить, что сказал своим коллегам, будто меня ограбили. Мои отговорки закончились.

Но меня не ограбили.

Двумя часами ранее.

Такси высаживает меня на углу Пятьдесят четвертой и Парк-стрит. Еще не рассвело. С неба накрапывает дождь после грозы, что прошла ночью. Строительные леса перед зданием офиса выглядят как огромный скелет. В Сити чувствуется вот это предрассветное, постапокалиптическое ощущение. Я тут единственное живое существо, точнее полуживое. Кокаин буквально скачет у меня в горле, пока я пытаюсь что-то сказать. Мне нужно идти на работу; а они уволят меня, если я приду в таком виде. И вот стою я на углу двух улиц в почти коматозном состоянии от двух бессонных ночей алкоголя и наркотиков.

Я закуриваю сигарету, мои руки трясутся; я начинаю ходить вокруг здания. Вдыхаю отчаяние; выдыхаю тревогу. Не знаю, как я смогу появиться в офисе. Бросаю сигарету, которую и на половину-то не выкурил, на тротуар. Она шипит, когда долетает до влажного бетона, а также порождает очень запутанную идею, которая среди моих протухших от кокса мыслей кажется вдохновляющей. А что, если меня просто «ограбят»? Я чувствую, как по спине пробегает холодок. Буквально на секунду я краем глаза замечаю, как с другой стороны улицы в моем направлении двинулась тень. Исчезла она так же быстро, как появилась. Я закуриваю еще одну сигарету и обхожу все здание прежде, чем успеваю заметить это; я возвращаюсь к тому же месту, где меня высадило такси, там, где образовалась большая лужа. Я делаю вдох, закрываю глаза и встаю перед ней. Вот и пришло время для моего «ограбления».

Первая попытка...

Мое тело отказывается это делать, я боюсь боли.

Я встаю.

Вторая попытка...

Я только наполовину занырнул, но мои колени ударяются о поребрик.

Мои ладони горят...

Я ощущаю на своем лице какую-то вязкую жидкость.

Я ощущаю ее и во рту.

Брюки намокли и порвались.

Моя рубашка испачкалась.

Опять!

И снова!

И снова!

Выглядит все так, как будто меня толкнули. Я ударяюсь о лужу с такой силой, что чувствую на лице жжение от соприкосновения сначала с водой, а потом и с асфальтом под лужей. Когда я поднимаю голову, я снова вижу ту же тень. Она парит над тротуаром, ровно на том месте, где я только что стоял. И вот я снова стою, даже не помню, как поднялся. Я чувствую, как кровь бежит по лодыжкам из ран в коленях, руки тоже поранены, и из них сочится кровь. Тем временем тень растет и превращается в подобие какого-то общества. И вот я снова лежу в луже. Я снова не могу остановиться.

Весь побитый, покрытый ссадинами и полностью выдохнувшийся, я поднимаю голову и лихорадочно ищу своего мучителя, но не вижу ничего, кроме гладкого тротуара и шин припаркованных машин. Каким-то чудесным образом мне удается встать на ноги. Я нигде не вижу этой тени, и на смену страху приходит облегчение. Я достиг своей цели. Когда я вхожу в здание, где расположен наш офис, кокаин все еще у меня в горле, но теперь к нему примешан вкус крови.

Я – кусок дерьма.

Никто из моих друзей никогда не пытался совершить самоубийство. В моей квартире никогда не прорывало трубу, она просто протекла. У Джен и правда был выкидыш, но он случился за две недели до того, как я решил использовать это как отговорку от работы. Я болел практически еженедельно, но болел не так, чтобы стоило отпрашиваться с работы. Я принимал кокс четыре дня в неделю. Я говорил Джен, что у меня бизнес-ужин, шел в гостиницу, где снимал для себя номер, чтобы понюхать кокаин. Своим друзьям я говорил, что у меня запланированы рабочие ужины. Друзьям с Уолл-стрит я говорил, что выполняю дома свои отцовские обязанности. Я думал, что смогу остановиться, когда Джен объявила мне, что беременна. Потом я думал, что остановлюсь, когда родилась дочь. Но когда Джен и Лола засыпали, я на цыпочках шел к компьютеру, смотрел порно и нюхал кокс всю ночь. Я не мог остановиться. Еще одну затяжку, еще одну.

Я так облажался. Как я смог так запустить это дело? Я знаю, что мне вообще не стоило брать номер телефона наркодилера два года назад. Я в таком дерьме. Еще одна дорожка, еще один фильм, и я все смою в унитаз. Я позвоню на работу, скажу, что я все еще в больнице, а Джен напишу сообщение, что все нормально. Всего еще одна дорожка. Еще одна. Смотрю в дверной глазок. Еще одна дорожка. Проверяю дверной глазок. Еще одна. Снова глазок.

Я хватаю телефон. У меня три сообщения от Джен и два электронных письма от Кришен. Джен беспокоится. Где ты? Что происходит? С тобой все хорошо? Домой постоянно кто-то звонит. В письмах от Кришена беспокойства куда меньше: В этом году ты вел себя слишком нестабильно. Нам нужно поговорить, позвони мне. И потом еще одно: Тебе нужно прийти в понедельник. Нам нужно поговорить.

Я смотрю на часы: 14:30. Порно все еще идет на экране. Я взял напрокат где-то двадцать фильмов. У меня есть еще одна дорожка кокаина. Я слышу голос. Я знаю, что он идет из моей головы, но я могу физически слышать его. «Это – последняя дорожка, которую ты когда-либо нюхнешь», – говорит голос. Все мое тело трясется. Вот оно. Моя последняя дорожка.

Я в таком дерьме.
Содержание Далее

Что такое фондовая биржа