Картина начинает меняться

Взаимные фонды были олицетворением пассивного управления компаниями, акции которых входили в состав их портфелей. Такое молчание было наиболее распространенным стандартом поведения с самого начала истории фондов в 1924 году. Однако до 1980-х фонды имели ограниченные ресурсы. Их права голоса представляли собой лишь малую часть того объема прав, которым они обладают на сегодняшний день, а вопросы, выносившиеся на рассмотрение акционеров, были весьма немногочисленны. Неудивительно, что отрасль была слаба. (История Montgomery Ward, о которой мы рассказывали выше, являла собой редкое исключение.)

Однако вопросы корпоративной политики, которые обоснованно касались многих управляющих фондами, постепенно начали принимать осязаемые формы. В середине 1980х на передний план вышли общественные проблемы, например, политика апартеида в Южно-Африканской Республике. Многие институциональные акционеры, в частности эндаумент-фонды, требовали, чтобы компании, ведущие деятельность в ЮАР, свернули свои операции в этой стране.

В то же время возникли и другие проблемы «ответственности бизнеса», которые, в частности, касались компаний по производству оружия и табачных изделий, а также проблемы охраны окружающей среды. Взаимные фонды, как и другие акционеры, должны были занять позицию «за» или «против» либо же воздержаться. К сожалению, у нас нет возможности узнать, какой курс они выбрали, поскольку в то время не существовало требования раскрытия информации о голосовании по доверенности.

К середине 1990-х проявились и более серьезные проблемы, коснувшиеся эффективности работы компаний: выплата вознаграждения руководству, в том числе выпуск опционов; реструктуризация компаний; дивидендная политика; гибкие условия для директоров компаний; а также меры защиты от враждебного поглощения (такие как «ядовитые пилюли»). Эти проблемы значительно чаще поднимались небольшими инвесторами со слабыми возможностями влияния (например, религиозными организациями и профсоюзами), нежели крупными взаимными и пенсионными фондами, которые могли бы действовать с позиции силы и в конечном итоге навязать свою волю компаниям. Как распределялись их голоса: «за» или «против»? Мы не знаем, как голосовали институциональные инвесторы и голосовали ли они вообще, отвечала ли их позиция интересам пайщиков фондов и бенефициаров пенсионных планов, которые они обязаны были защищать по долгу службы. Мы никогда не сможем этого узнать.

Содержание

Далее