Что такое фондовая биржа

Как торговать на бирже

Что такое фондовая биржа

Как стать успешным трейдером

Стратегии биржевой торговли

Лучшие биржевые брокеры

Стратегии биржевой торговли

Лучшие биржевые брокеры

Лучший Форекс-брокер – компания «Альпари». Более 2 млн. клиентов из 150 стран. На рынке – с 1998 года. Выгодные торговые условия, ECN-счета с доступом к межбанковской ликвидности и моментальным исполнением, спреды – от 0 пунктов, кредитное плечо – до 1:1000, положительные отзывы реальных трейдеров.

Дафф Терни. Исповедь волка с Уолл-стрит. История легендарного трейдера

Автор без прикрас описывает мир Уолл-стрит, делится секретами незаконных схем, позволивших ему делать миллионы «из воздуха», и приоткрывает обычаи этого известного на весь мир сообщества. У главного героя буквально «срывает крышу» от огромных денег и вседозволенности. В конечном же итоге, он оказывается в маленькой квартирке в трущобах практически без средств к существованию.

Какой брокер лучше?         Альпари         Just2Trade         R Trader         Intrade.bar        Сделайте свой выбор!
Какой брокер лучше?   Just2Trade   Альпари   R Trader

Глава 22

На дворе – начало лета 2003 года, мои родители скоро приедут в Нью-Йорк и впервые остановятся у меня в квартире в Трайбеке. Придя с работы в пятницу, я начинаю прибираться. По большей части мы с соседями стараемся поддерживать порядок в квартире, но всегда где-нибудь да найдется пустая банка из-под пива или пачка сигарет. Я замечаю, что Джейсон стратегически разместил пару DVD с порнофильмами на кофейном столике, вместе с кальяном для марихуаны и моим пакетиком травки. Забавно. Это он так мне мстит. Однажды, когда мы еще жили на Верхнем Вест-Сайде, мы закатили вечеринку. Пока он ходил в душ, я засунул целую пачку порножурналов под одну из подушек дивана в его спальне. Когда вечеринка была в самом разгаре, около полуночи я затащил Джейсона и несколько девчонок к нему в комнату. Сев на диван, я сделал вид, что с подушкой что-то не так. Я вытащил ее, и шесть или семь порножурналов XXL выпали оттуда к ногам одной из девчонок.

Родители приезжают в Нью-Йорк, потому что завтра у них вылет из аэропорта Кеннеди в Париж. Моя сестра Кристен живет теперь там со своим мужем и тремя детьми, и на прошлое Рождество я купил в подарок для мамы и папы билеты туда и обратно на «Конкорде», чтобы они смогли навестить ее. Когда рождественским утром я вручил конверт с билетами на самолет маме на кухне нашего дома в штате Мэн, она задыхалась от радости. А папа сказал что-то в духе: «Не надо было, ты что!»

Я ставлю кальян и DVD за барную стойку и окидываю комнату последним взглядом, чтобы убедиться, что не пропустил других ловушек Джейсона. Все, что есть в гостиной, – новое или очень дорогое. Все эти картины на стенах, индийская кушетка и современная мебель создают впечатление, что я живу на какой-то выставке «Привилегии покупающей стороны». Я решаю включить канал CNBC, но без звука, чтобы дополнить картину.

Именно в этот момент звонит телефон. По внутренней связи швейцар сообщает мне, что мои родители стоят у стойки консьержа. Я на лифте спускаюсь вниз, чтобы встретить их. В фойе папа болтает о чем-то со швейцаром. Мама разговаривает с дядей Такером, который будет с нами ужинать. Такер вернулся в Нью-Йорк из Сан-Франциско, работает в новой фирме и живет со своей третьей женой. Девять лет назад я въехал в малюсенькую комнату в квартире на Верхнем Вест-Сайде и тогда же позвонил дяде, чтобы попросить о помощи в поиске работы, которая хоть как-нибудь была бы связана с моим образованием журналиста. Странно, как в итоге повернулась жизнь. Я иду по длинному холлу к стойке консьержа. Мама обнимает меня, а папа и дядя жмут мне руку. Я веду их обратно к лифту. Как только мы все зашли внутрь, я прошу папу нажать на пятый этаж. Поворачиваюсь к маме и начинаю с ней разговаривать, но понимаю, что лифт не двигается с места. «Папа, нажми, пожалуйста, на пятый», – прошу я.

«Да нажал я уже», – отвечает он.

Я смотрю, как он снова пытается это сделать. Он очень сильно давит большим пальцем на цифру пять, но на саму цифру, а не на кнопку справа от нее. Я протягиваю руку и сам нажимаю кнопку. В тот момент я задумываюсь, что же со мной произошло бы, если бы я так и не уехал из Кеннебунка. Знал бы я, как нажимать кнопки в лифте?

Мой папа, вообще-то, вырос в Питтсбурге. Я очень мало знаю о его детстве, единственный источник информации о нем – семейные обеды. Истории, которые я помню, – об обычных бесшабашных выходках подростков: хлопушки в почтовых ящиках и ночные визиты на кладбище. Еще меньше я знаю о его отношениях с отцом, хотя догадываюсь, что они были не самыми лучшими. Те перешептывания, которые я слышал об алкоголизме дедушки и его кончине на рабочем месте, привели меня к такому выводу. Странно. Оглядываясь назад, я вспоминаю, что семья Дафф в расширенном составе – ни много ни мало двадцать пять человек – каждые летние каникулы проводила в доме на Земле озер, в штате Висконсин. Мы как минимум один раз, а иногда и дважды в год собирались вместе на День благодарения или Пасху в доме моей бабушки в Верхнем Сент-Клер, совсем рядом с Питтсбургом. И тем не менее на этих собраниях почти не рассказывались семейные истории. Может, конечно, я был слишком мал, чтобы интересоваться ими. Но более вероятно, что мои родственники так скрывают секреты, которые и по сей день запрятаны в анналах истории семьи Дафф.

На стороне матери тоже есть тайны. Я знаю, что ее мать пила мартини из бокалов для молочного коктейля и курила сигареты в постели, где она проводила большую часть своего времени. Но об этом я узнал совсем недавно от дяди Такера. Я думаю о том, является ли скрытность моих родителей чем-то, что каждый из них привнес в отношения, или скорее тем, к чему они пришли в процессе этих отношений.

Они познакомились в старшей школе, а потом воссоединились, когда оба поступили в Университет Бакнелла. Ухаживания, предложение и беременность – все это случилось еще до выпуска из университета. Отец взял дополнительный год учебы, чтобы получить диплом инженера-химика. Мать, в то время беременная моей старшей сестрой Дебби, жила вместе с ним в студенческом кампусе. Кристен и Келли были рождены после окончания университета. А затем, по настоянию деда, на свет появился я – самый младший и единственный сын.

В моей памяти нет воспоминаний о таких обычных для отца с сыном занятиях, как попинать мяч вместе или сходить на рыбалку. Вместо этого мы вдвоем работали в нашем дворе, ну, по крайней мере, какое-то время. Для папы было характерно проводить все светлое время суток в выходные, выполняя работу по дому. Было невозможно угнаться за ним или соответствовать его высоким стандартам. Если я не мог сложить дрова в идеальную стопку или покрасить гараж без потеков, то он не хотел, чтобы я вообще это делал. Помню, однажды я по собственной инициативе постриг газон. Когда отец увидел, что я постриг его не идеально перпендикулярными полосами, он сказал, чтобы я больше никогда этого не делал. Я быстро понял, что, если я не хочу заниматься домашними делами, все, что от меня требуется, – выполнять их плохо. И меня такой способ устраивал. Мне хотелось бегать и веселиться со своими друзьями, играть в игры или просто бездельничать.

Папа терпел мои средненькие показатели в школе, но он гордился моими спортивными достижениями. Они с мамой приходили на каждую мою игру или выступление. Там они меня никогда не смущали, просто молчаливо сидели сбоку.

И хотя они разделяли мою любовь к спорту, у нас было очень много разногласий, например, в отношении борьбы. В последний год учебы я был выбран лучшим игроком футбольной лиги в своей конференции. Родители хотели прийти на церемонию награждения, но я сказал им, что на ней могут присутствовать только игроки и тренеры. Это было вранье. И если сейчас вы спросите меня, почему я не хотел, чтобы они пришли, у меня найдется только одна отговорка – мне тогда было 18 лет и, думаю, я стыдился показываться где-то вместе с родителями. Но на семейном ужине перед церемонией меня замучило чувство вины, я во всем им признался и попросил прийти. Отец отказался. Я не знаю, хотел ли он меня таким образом наказать за ложь или насолить мне. Мама была расстроена его решением и позже пришла на церемонию одна.

Но нигде наши расхождения с отцом не проявлялись так отчетливо, как за ужином, за которым мы собирались вместе по вечерам. У каждого из нас было свое место и, подсознательно, распределенные роли. Отец сидел во главе стола, мама – слева от него, а слева от нее сидел я, а мои три сестры – напротив нас на скамейке. Мы любили шутить, но правда в том, что никто не хотел оказаться на расстоянии вытянутой руки от отца за ужином. Если твои локти стояли на столе или ты делал еще что-то столь же непростительное, например, жевал с открытым ртом, сидел за столом в головном уборе или без ботинок, тебе приходилось расплачиваться за это, мгновенно получая от отца подзатыльник. Чаще всего он делал это, чтобы просто сбить твои локти со стола, но шок от удара для ребенка был страшнее, чем сам удар. И я до сих пор некомфортно чувствую себя за столом, хотя и не могу винить в этом только отца.

Меня, самого младшего ребенка, да еще и единственного мальчика, сестры все время заваливали вопросами о моей общественной жизни. Когда они слышали какую-нибудь очередную местную сплетню о том, что я встречаюсь с какой-то девчонкой, или о чем-то, что я делал в школе, они всегда старались вытащить из меня информацию. Я чувствовал, как будто меня атакуют. И я не говорил им ничего. Да и на самом деле, я вообще редко разговаривал за столом. В выпускном классе старшей школы меня выбрали самым болтливым и кокетливым учеником. Когда сестры узнали об этом от моего друга, то были шокированы. Они подумали, что это шутка, они вообще не знали, что я разговариваю хоть иногда. Но я понимал, что чем меньше они знают, тем меньше у них оружия против меня. Я ел молча и просил меня извинить, когда доедал все. Мне просто хотелось побыстрее управиться со всем, что было у меня на тарелке, и пойти в одиночестве в свою спальню. Даже сейчас, когда я заканчиваю еду, я чувствую какое-то беспокойство. Мне нужно встать и уйти.

Со стороны казалось, что семейство Дафф из Кеннебунка – в буквальном смысле идеальная семья. Однажды мы даже снялись в рекламе для кемпинговой площадки «Янкиленд». Мама до сих пор хранит эту брошюру, где мы вшестером красуемся на обложке: мои красивые родители и четверо светловолосых детей с идеальными носами. И тем не менее я не помню слов «я тебя люблю». Их никто не говорил моим сестрам, их было не принято произносить среди родственников или даже среди родителей. И мне их тоже никто никогда не говорил. Но, за исключением периодических тычков от отца за столом, у нас в семье не было никаких споров или озлобленности. Как хоть что-нибудь может быть не так, когда у тебя есть три дочери, и все – среди первых отличниц в классе, вежливы, уважительны и занимаются спортом, и сын, изобретательный, спортивный и, за исключением пары мальчишечьих выходок, уважительный? Что может быть не так, когда твой брак длится уже больше сорока лет? Что может быть не так, когда ты живешь в красивом чистом доме с ухоженным газоном? Что может быть не так?

В какой-то момент – думаю, когда я стал подростком, – мои отношения с папой превратились в перманентную войну, в которой никто никогда не одержит победу. Мы постоянно посылали ракеты на вражескую территорию, надеясь на прямое попадание. Если он хотел наказать меня, я прятался за маму и смотрел на него с самодовольной улыбкой. Он отвечал такой же. Он как бы говорил, что у него есть все время мира и в один момент мамы между нами не будет. По мере того, как я рос, наша война перерастала в более уважительную борьбу, джентльменскую дуэль со множеством подводных камней и потенциально взрывоопасных тем. В ней больше не было злобы, по крайней мере на поверхности. И так все и осталось.

Когда я смотрю на него в лифте, я вижу все то, от чего мне хочется побыстрее избавиться: все эти взгляды и привычки жителей маленьких городов... его скучная простая жизнь... его идеальная стопка дров. Я не вижу в нем самого трудолюбивого человека, какого я когда-либо встречал. Я не вижу человека, который дважды закладывал дом, чтобы я смог пойти в подготовительную школу, а потом – в колледж; я не вижу добытчика, который оплатил образование трем моим сестрам. Я не вижу ничего из этого в нем. Однажды папа самостоятельно сделал пристройку к дому, полностью выполнив все шаги от закладки фундамента до установки последней двери. Он пытался меня научить, как работать с инструментами, но мне этого не хотелось. Я не видел, как в будущем мне может пригодиться умение пользоваться строительным уровнем. Только благодаря его настойчивости что-то из того, чему он пытался меня научить, я все же усвоил. Помню, как-то раз, когда мы с Джейми и Джейсоном ехали куда-то, у нас лопнула шина. И только я знал, как ее поменять. Мой отец заставил меня научиться этому прежде, чем позволил мне сесть за руль. Он хотел, чтобы я был готов к жизни. Он научил меня, как уважительно относиться к людям, как быть надежным человеком и поступать правильно. Но сегодня я не вижу ничего из этого в нем. Все, что я замечаю, – человека, который не знает, как пользоваться лифтом в доме в Трайбеке, где я снимаю квартиру за 9300 долларов в месяц.
Содержание Далее

Что такое фондовая биржа